Родственные души.

Человек прошёл мимо, не замечая кирпича. А зря.
Кирпич красовался, квадратно выставляя напоказ свои кирпично-красные края. В своём треугольно-зелёном мире он был один такой. Красный и прямоугольный. Горячим, только-только из печи, он безумно гордился этим. Но несколько лет ожидания в темноте, в одиночестве заставили его жаждать общества себеподобных.
И когда он уже отчаялся — потоки света, грубая ткань — незабываемые ощущения лёгкости, щекотки в краях и чистого воздуха вырвали его из глубины его шарообразного уныния. Подняли, понесли и опустили в суетливый гомон таких же красных и угловатых. Они были и справа, и слева, внизу и вверху.
А ещё было солнце, которое заботливо нагревало сначала один бок, а потом другой. Был дождь, пропитывавший всё его красное естество, углубляя и облагораживая кирпичный цвет. Был ветер, приятно щекотавший шероховатые края.
А потом появились люди — эти большие забавные существа, которые всегда спешили. Кирпич не понимал людей, но они казались ему квадратно-важными.
Однако именно сейчас целью кирпича было совсем другое: он красовался. Когда тебя заклеивают бумагой, это по-началу очень забавно — море новых ощущений и вообще — но потом становится скучно. А ведь он — Кирпич.
* * *
— Чтобы я ещё раз участвовал в твоих экспериментах, Виктор! — сердито кричал Сергей, размахивая руками и встряхивая пепельно-серой копной волос.
Молодой лаборант, казалось, не обращал внимания на крики своего друга и меланхолично рассматривал свои ногти:
— Я не понимаю, чем ты не доволен: повреждений никаких нет, деньги ты получил...
— Я был КИРПИЧОМ!
— Не был, а тебе так казалось, — веско заметил лаборант. — В любом случае, все остались в выигрыше: профессор просто в восторге, а тебе не придётся продавать свой байк.
Сергей только сердито рыкнул и вышел.
* * *
Когда Виктор выходил из здания НИИ, ему открылась странная картина: пьяный Сергей сидел в обнимку со своим мотоциклом и задушевным голосом рассказывал кирпичной стенке о том, как он "точно так же нашёл Своих".